Короткие стихи известных русских поэтов о русских городах и землях, о Родине

Подмосковье
Давид Самойлов
Если б у меня хватило глины,
Я б слепил такие же равнины;
Если бы мне туч и солнца дали,
Я б такие же устроил дали.
Все негромко, мягко, непоспешно,
С глазомером суздальского толка -
Рассадил бы сосны и орешник
И село поставил у проселка.
Без пустых затей, без суесловья
Все бы создал так, как в Подмосковье.
Воронеж
Анна Ахматова
И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским — вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.

А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.

Городу
Валерий Брюсов
Царя властительно над долом,
Огни вонзая в небосклон,
Ты труб фабричных частоколом
Неумолимо окружен.

Стальной, кирпичный и стеклянный,
Сетями проволок обвит,
Ты - чарователь неустанный,
Ты - неслабеющий магнит.

Драконом, хищным и бескрылым,
Засев,- ты стережешь года,
А по твоим железным жилам
Струится газ, бежит вода.

Твоя безмерная утроба
Веков добычей не сыта,-
В ней неумолчно ропщет Злоба,
В лей грозно стонет Нищета.

Ты, хитроумный, ты, упрямый,
Дворцы из золота воздвиг,
Поставил праздничные храмы
Для женщин, для картин, для книг;

Но сам скликаешь, непокорный,
На штурм своих дворцов - орду
И шлешь вождей на митинг черный:
Безумье, Гордость и Нужду!

И в ночь, когда в хрустальных залах
Хохочет огненный Разврат
И нежно пенится в бокалах
Мгновений сладострастных яд,-

Ты гнешь рабов угрюмых спины,
Чтоб, исступленны и легки,
Ротационные машины
Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!
В порыве ярости слепой
Ты нож, с своим смертельным ядом,
Сам подымаешь над собой.

1907
Алферово
Велимир Хлебников
Немало славных полководцев,
Сказавших "счастлив", умирая,
Знал род старинных новгородцев,
В потомке гордом догорая.

На белом мохнатом коне
Тот в Польше разбил короля.
Победы, коварны оне,
Над прежним любимцем шаля.

Тот сидел под старой липой,
Победитель в Измаиле,
И, склонен над приказов бумажною кипой,
Шептал, умирая: "Мы победили!"

Над пропастью дядя скакал,
Когда русские брали Гуниб.
И от раны татарскою шашкой стекал
Ручей.- Он погиб.

То бобыли, то масть вороная
Под гулкий звон подков
Носила седоков
Вдоль берега Дуная.

Конюшен дедовских копыта,
Шагами русская держава
Была походами покрыта,
Товарищами славы.

Тот на Востоке служил
И, от пули смертельной не сделав изгиба,
Руку на сердце свое положил
И врагу, улыбаясь, молвил: "Спасибо".

Теперь родовых его имений
Горят дворцы и хутора,
Ряды усадебных строений
Всю ночь горели до утра.

Но, предан прадедовским устоям,
Заветов страж отцов,
Он ходит по покоям
И теребит концы усов.

В созвездье их войдет он сам!
Избранники столицы,
Нахмурив свои лица,
Глядят из старых рам.

1910
Заболоцкий в Тарусе
Давид Самойлов
Мы оба сидим над Окою,
Мы оба глядим на зарю.
Напрасно его беспокою,
Напрасно я с ним говорю!

Я знаю, что он умирает,
И он это чувствует сам,
И память свою умеряет,
Прислушиваясь к голосам,

Присматриваясь, как к находке,
К тому, что шумит и живет...
А девочка-дочка на лодке
Далеко-далеко плывет.

Он смотрит умно и степенно
На мерные взмахи весла...
Но вдруг, словно сталь из мартена,
По руслу заря потекла.

Он вздрогнул... А может, не вздрогнул,
А просто на миг прервалась
И вдруг превратилась в тревогу
Меж нами возникшая связь.

Я понял, что тайная повесть,
Навеки сокрытая в нем,
Писалась за страх и за совесть,
Питалась водой и огнем.

Что все это скрыто от близких
И редко открыто стихам..
На соснах, как на обелисках,
Последний закат полыхал.

Так вот они - наши удачи,
Поэзии польза и прок!..
- А я не сторонник чудачеств,-
Сказал он и спичку зажег.

Утро в Москве
Александр Блок
Упоительно встать в ранний час,
Легкий след на песке увидать.
Упоительно вспомнить тебя,
Что со мною ты, прелесть моя.

Я люблю тебя, панна моя,
Беззаботная юность моя,
И прозрачная нежность Кремля
В это утро - как прелесть твоя.

Май в Петербурге
Алексей Апухтин
Месяц вешний, ты ли это?
Ты, предвестник близкий лета,
Месяц песен соловья?
Май ли, жалуясь украдкой,
Ревматизмом, лихорадкой
В лазарете встретил я?

Скучно! Вечер темный длится -
Словно зимний! Печь дымится,
Крупный дождь в окно стучит;
Все попрятались от стужи,
Только слышно, как чрез лужи
Сонный ванька дребезжит.

А в краю, где протекали
Без забот и без печали
Первой юности года,
Потухает луч заката
И зажглась во тьме богато
Ночи мирная звезда.

Вдоль околицы мелькая,
Поселян толпа густая
С поля тянется домой;
Зеленеет пышно нива,
И под липою стыдливо
Зреет ландыш молодой.

По Печоре
Евгений Евтушенко
За ухой, до слез перченной,
Сочиненной в котелке,
Спирт, разбавленный Печорой,
Пили мы на катерке.

Катерок плясал по волнам
Без гармошки трепака
И о льды на самом полном
Обдирал себе бока.

И плясали мысли наши,
Как стаканы на столе,
То о Даше, то о Маше,
То о каше на земле.

Я был вроде и не пьяный,
Ничего не упускал.
Как олень под снегом ягель,
Под словами суть искал.

Но в разброде гомонившем
Не добрался я до дна,
Ибо суть и говорившем
Не совсем была ясна.

Люди все куда-то плыли
По работе, по судьбе.
Люди пили. Люди были
Неясны самим себе.

Оглядел я, вздрогнув, кубрик:
Понимает ли рыбак,
Тот, что мрачно пьет и курит,
Отчего он мрачен так?

Понимает ли завскладом,
Продовольственный колосс,
Что он спрашивает взглядом
Из-под слипшихся волос?

Понимает ли, сжимая
Локоть мой, товаровед,—
Что он выяснить желает?
Понимает или нет?

Кулаком старпом грохочет.
Шерсть дымится на груди.
Ну, а что сказать он хочет —
Разбери его поди.

Все кричат: предсельсовета,
Из рыбкопа чей-то зам.
Каждый требует ответа,
А на что — не знает сам.

Ах ты, матушка — Россия,
Что ты делаешь со мной?
То ли все вокруг смурные?
То ли я один смурной!

Я — из кубрика на волю,
Но, суденышко креня,
Вопрошаюшие волны
Навалились на меня.

Вопрошали что-то искры
Из трубы у катерка,
Вопрошали ивы, избы,
Птицы, звери, облака.

Я прийти в себя пытался,
И под крики птичьих стай
Я по палубе метался,
Как по льдине горностай.

А потом увидел ненца.
Он, как будто на холме,
Восседал надменно, немо,
Словно вечность, на корме.

Тучи шли над ним, нависнув,
Ветер бил в лицо, свистя,
Ну, а он молчал недвижно —
Тундры мудрое дитя.

Я застыл, воображая —
Вот кто знает все про нас.
Но вгляделся — вопрошали
Щелки узенькие глаз.

«Неужели,— как в тумане
Крикнул я сквозь рев и гик,—
Все себя не понимают,
И тем более — других?»

Мои щеки повлажнели.
Вихорь брызг меня шатал.
«Неужели? Неужели?
Неужели?» — я шептал.

«Может быть, я мыслю грубо?
Может быть, я слеп и глух?
Может, все не так уж глупо —
Просто сам я мал и глуп?»

Катерок то погружался,
То взлетал, седым-седой.
Грудью к тросам я прижался,
Наклонился над водой.

«Ты ответь мне, колдовская,
Голубая глубота,
Отчего во мне такая
Горевая глупота?

Езжу, плаваю, летаю,
Все куда-то тороплюсь,
Книжки умные читаю,
А умней не становлюсь.

Может, поиски, метанья —
Не причина тосковать?
Может, смысл существованья
В том, чтоб смысл его искать?»

Ждал я, ждал я в криках чаек,
Но ревела у борта,
Ничего не отвечая,
Голубая глубота.

Ленинград в марте 1941
Анна Ахматова
Cardan solaire на Меньшиковом доме.
Подняв волну, проходит пароход.
О, есть ли что на свете мне знакомей,
Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!
Как щелочка, чернеет переулок.
Садятся воробьи на провода.
У наизусть затверженных прогулок
Соленый привкус — тоже не беда.
Вечер на Оке
Николай Заболоцкий
В очарованье русского пейзажа
Есть подлинная радость, но она
Открыта не для каждого и даже
Не каждому художнику видна.
С утра обремененная работой,
Трудом лесов, заботами полей,
Природа смотрит как бы с неохотой
На нас, неочарованных людей.
И лишь когда за темной чащей леса
Вечерний луч таинственно блеснет,
Обыденности плотная завеса
С ее красот мгновенно упадет.
Вздохнут леса, опущенные в воду,
И, как бы сквозь прозрачное стекло,
Вся грудь реки приникнет к небосводу
И загорится влажно и светло.
Из белых башен облачного мира
Сойдет огонь, и в нежном том огне,
Как будто под руками ювелира,
Сквозные тени лягут в глубине.
И чем ясней становятся детали
Предметов, расположенных вокруг,
Тем необъятней делаются дали
Речных лугов, затонов и излук.
Горит весь мир, прозрачен и духовен,
Теперь-то он поистине хорош,
И ты, ликуя, множество диковин
В его живых чертах распознаешь.
1957
Новгород
Михаил Лермонтов
Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!
Есть бедный град, там видели народы
Все то, к чему теперь ваш дух летит.
Песня о Ярославле
Николай Добронравов
Россия ещё не умолкла,
И колокол грозен, как встарь.
Года пролетают над Волгой,
Не старят они Ярославль.

Ах ты русская земля, шум дубрав…
Мудрым был великий князь Ярослав.
Краше места не найдёшь,
До чего же ты хорош,
Ярославль, Ярославль!
Куполов старинных вязь,
Город-воин, город-князь…
Ярославль мой, город-князь!

Легендой и дивной, и давней
Весь путь мой отмечен земной.
Я знаю, что ждёт Ярославна,
И я возвращаюсь домой.

Здравствуй, русская земля, шум дубрав!
Мудрым был великий князь Ярослав.
Краше места не найдёшь,
До чего же ты хорош,
Ярославль, Ярославль!
Куполов старинных вязь,
Город-воин, город-князь…
Ярославль мой, город-князь!