Стихи русского поэта Дельвига, посвященные любви, женщинам и другим темам.

Воспламенить вас — труд напрасный,
Узнал по опыту я сам;
Вас боги создали прекрасной —
Хвала и честь за то богам.
Но вместе с прелестью опасной
Они холодность дали вам.
Я таю в грусти сладострастной,
А вы, назло моим мечтам,
Улыбкой платите неясной
Любви моей простым мольбам.

Хлоя старика седого
Захотела осмеять
И шепнула: «Я драгого
Под окошком буду ждать».

Вот уж ночь; через долину,
То за холмом, то в кустах,
Хлоя видит старичину
С длинной лестницей в руках.

Тихо крадется к окошку,
Ставит лестницу — и вмиг,
Протянув сухую ножку,
К милой полетел старик.

Близок к месту дорогому,
На щеке дрожит слеза.
Хлоя зеркало седому
Прямо сунула в глаза.

И любовник спотыкнулся,
Вниз со страха соскочил,
Побежал, не оглянулся
И забыл, зачем ходил.

Хлоя поутру спросила:
«Что же, милый, не бывал?
Уж не я ль тебя просила
И не ты ли обещал?»

Зубы в зубы ударяя,
Он со страхом отвечал:
«Домовой меня, родная,
У окна перепугал...»

Хоть не рад, но должно, деды,
Вас тихонько побранить!
Взгляньте в зеркало — вы седы,
Вам ли к девушкам ходить?

Други, пусть года несутся,
О годах не нам тужить!
Не всегда и грозди вьются!
Так скорей и пить, и жить!

Громкий смех над докторами!
При плесканьи полных чаш
Верьте мне, Игея с нами,
Сам Лиэй целитель наш!

Светлый Мозель восхищенье
Изливает в нашу кровь!
Пейте ж с ним вы мук забвенье
И болтливую любовь.

Выпили? Еще! Веселье
Пышет розой по щекам,
И беспечное похмелье
Уж манит Эрота к нам.

Еще в начале мая
Тебе, Амур жестокий!
Я жертвенник поставил
В домашнем огороде
И розами и миртом
Обвил его, украсил.
Не каждое ли утро
С тех пор венок душистый
Носил тебе, как жертву?
А было все напрасно!
Уж сыплются метели
По обнаженным ветвям,-
Она ж ко мне сурова,
Как и в начале мая.

Смертный, гонимый людьми и судьбой! расставаяся с миром,
Злобу людей и судьбы сердцем прости и забудь.
К солнцу впоследнее взор обрати, как Руссо, и утешься:
В тернах заснувшие здесь в миртах пробудятся там.

Мальчик, солнце встретить должно
С торжеством в конце пиров!
Принеси же осторожно
И скорей из погребов
В кубках длинных и тяжелых,
Как любила старина,
Наших прадедов веселых
Пережившего вина.
Не забудь края златые
Плющем, розами увить!
Весело в года седые
Чашей молодости пить,
Весело хоть на мгновенье,
Бахусом наполнив грудь,
Обмануть воображенье
И в былое заглянуть.

В моей крови
Огонь любви!
Вотще усилья,
Мой Гиппократ!
Уж слышу — крылья
Теней шумят!
Их зрю в полете!
Зовут, манят —
К подземной Лете,
В безмолвный ад.

С годом двадцать мне прошло!
Я пирую, други, с вами,
И шампанское в стекло
Льется пенными струями.
Дай нам, благостный Зевес,
Встретить новый век с бокалом!
О, тогда с земли без слез,
Смерти мирным покрывалом
Завернувшись, мы уйдем
И за мрачными брегами
Встретясь с милыми тенями,
Тень Аи себе нальем.

О, сила чудной красоты!
К любви по опыту холодный,
Я забывал, душой свободный,
Безумной юности мечты;
И пел, товарищам угодный,
Вино и дружество — но ты
Явилась, душу мне для муки пробудила,
И лира про любовь опять заговорила.

Когда я в хижине моей
Согрет под стеганым халатом
Не только графов и князей -
Султана не признаю братом!
Гляжу с улыбкою в окно:
Вот мой ручей, мои посевы,
Из гроздий брызжет тут вино,
Там птиц домашних полны хлевы,
В воде глядится тучный вол,
Подруг протяжно призывая,-
Все это в праздничный мой стол
Жена украсит молодая.

А вы, моих беспечных лет,
Товарищи в весельи, в горе,
Когда я просто был поэт
И света не пускался в море -
Хоть на груди теперь иной
Считает ордена от скуки,
Усядьтесь без чинов со мной,
К бокалам протяните руки,
Старинны песни запоем,
Украдем крылья у веселья,
Поговорим о том, о сем,
Красноречивые с похмелья!

Признайтесь, что блажен поэт
В своем родительском владенье!
Хоть на ландкарте не найдет
Под градусами в протяженье
Там свой овин, здесь огород,
В ряду с Афинами иль Спартой,
Зато никто их не возьмет
Счастливо выдернутой картой.

Если мне объявят боги:
«Здесь ты горе будешь пить!»
Я скажу: «Вы очень строги!
Но я всё ж останусь жить».

Горько ль мне — я разделяю
С милой слезы в тишине!
Что ж на небе, я не знаю,
Да и знать не нужно мне!

Мне великую науку
Дед мой доктор завещал:
«Дружбою,— он пишет,— скуку
И печаль я исцелял;

От любви лечил несчастной
Состаревшимся вином;
Вообще же безопасно
Все лечить несчастья — сном».

За далью туманной,
За дикой горой
Стоит над рекой
Мой домик простой;
Для знати жеманной
Он замкнут ключом,
Но горенку в нем
Отвел я веселью,
Мечтам и безделью.
Они берегут
Мой скромный приют,
Дана им свобода —
В кустах огорода,
На злаке лугов
И древних дубов
В тени молчаливой,
Где, струйкой игривой
Сверкая, бежит,
Бежит и журчит
Ручей пограничный,—
С заботой привычной
Порхать и летать
И песнею сладкой
В мой домик украдкой
Друзей прикликать.