Небольшие, нежные стихотворения о мужчинах, о любви русских поэтесс.
Истины - и правдой лжи,
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
Руками беду развести.
Позволь мне с четыре короба
Сегодня тебе наплести.
Ты должен поверить напраслинам
На горе, на мир, на себя,
Затем что я молодость праздную,
Затем что люблю тебя.
За годы боли и труда,
За то, что я земным отрадам
Не предавалась никогда,
За то, что я не говорила
Возлюбленному: "Ты любим".
За то, что всем я все простила,
Ты будешь Ангелом моим.
Что не мой ты - мужчина!
Тебя полюбила,
Тебе принадлежу!
Тобою хочу наслаждаться,
Как жизнью...
К тебе на край света
Одна прилечу...
Я переживу одинокие ночи.
Я вида тебе не подам,
Что нужен мне ты очень-преочень...
Что все за тебя я отдам!
А он меня в больницу вёз,
Стихотворение «Больница»
В глазах стояло вместо слёз.
И думалось: уж коль поэта
Мы сами отпустили в смерть
И как-то вытерпели это,—
Всё остальное можно снесть.
И от минуты многотрудной
Как бы рассудок ни устал,—
Ему одной достанет чудной
Строки про перстень и футляр.
Так ею любовалась память,
Как будто это мой алмаз,
Готовый в черный бархат прянуть,
С меня востребуют сейчас.
Не тут-то было! Лишь от улиц
Меня отъединил забор,
Жизнь удивленная очнулась,
Воззрилась на больничный двор.
Двор ей понравился. Не меньше
Ей нравились кровать, и суп,
Столь вкусный, и больных насмешки
Над тем, как бледен он и скуп.
Опробовав свою сохранность,
Жизнь стала складывать слова
О том, что во дворе — о радость!—
Два возлежат чугунных льва.
Львы одичавшие — привыкли,
Что кто-то к ним щекою льнёт.
Податливые их загривки
Клялись в ответном чувстве львов.
За все черты, чуть-чуть иные,
Чем принято, за не вполне
Разумный вид — врачи, больные —
Все были ласковы ко мне.
Профессор, коей все боялись,
Войдет со свитой, скажет: «Ну-с,
Как ваши львы?» — и все смеялись,
Что я боюсь и не смеюсь.
Все люди мне казались правы,
Я вникла в судьбы, в имена,
И стук ужасной их забавы
В саду — не раздражал меня.
Я видела упадок плоти
И грубо поврежденный дух,
Но помышляла о субботе,
Когда родные к ним придут.
Пакеты с вредоносно-сильной
Едой, объятья на скамье —
Весь этот праздник некрасивый
Был близок и понятен мне.
Как будто ничего вселенной
Не обещала, не должна —
В алмазик бытия бесценный
Вцепилась жадная душа.
Всё ярче над небесным краем
Двух зорь единый пламень рос.
— Неужто всё еще играет
Со львами?— слышался вопрос.
Как напоследок жизнь играла,
Смотрел суровый окуляр.
Но это не опровергало
Строки про перстень и футляр.
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.
Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.
С остановившимся взглядом
Здесь проходил печенег...
Сыростью пахнет и гадом
Возле мелеющих рек.
Вот уже он и с котомкой,
Путь оглашая лесной
Песней протяжной, негромкой,
Но озорной, озорной.
Путь этот - светы и мраки,
Посвист разбойный в полях,
Ссоры, кровавые драки
В страшных, как сны, кабаках.
В гордую нашу столицу
Входит он - Боже, спаси!-
Обворожает царицу
Необозримой Руси
Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной,-
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.
Как не погнулись - о горе!-
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе
И на Исакии крест?
Над потрясенной столицей
Выстрелы, крики, набат;
Город ощерился львицей,
Обороняющей львят.
"Что ж, православные, жгите
Труп мой на темном мосту,
Пепел по ветру пустите...
Кто защитит сироту?
В диком краю и убогом
Много таких мужиков.
Слышен но вашим дорогам
Радостный гул их шагов".
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.
Она теперь в надежном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
Но мудрые прими советы:
Дай ей читать мои стихи,
Дай ей хранить мои портреты,—
Ведь так любезны женихи!
А этим дурочкам нужней
Сознанье полное победы,
Чем дружбы светлые беседы
И память первых нежных дней...
Когда же счастия гроши
Ты проживешь с подругой милой
И для пресыщенной души
Все станет сразу так постыло —
В мою торжественную ночь
Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.
- Черные - ревнивы,
А пока на образа
Молишься лениво -
Надо, мальчик, целовать
В губы - без разбору.
Надо, мальчик, под забором
И дневать и ночевать.
И плывет церковный звон
По дороге белой.
На заре-то - самый сон
Молодому телу!
(А погаснут все огни -
Самая забава!)
А не то - пройдут без славы
Черны ночи, белы дни.
Летом - светло без огня,
Летом - ходишь ходко.
У кого увел коня,
У кого красотку.
- Эх, и врет, кто нам поет
Спать в тобою розно!
Милый мальчик, будет поздно,
Наша молодость пройдет!
Не взыщи, шальная кровь,
Молодое тело!
Я про бедную любовь
Спела - как сумела!
Будет день - под образа
Ледяная - ляжу.
- Кто тогда тебе расскажет
Правду, мальчику, в глаза?
В дни, когда ты от грешного мира далек,
В дни, когда в наступленье бросаешь ты роты,
Батальоны, полки и дивизии строк.
Я люблю тебя доброго, в праздничный вечер,
Заводилой, душою стола, тамадой.
Так ты весел и щедр, так по-детски беспечен,
Будто впрямь никогда не братался с бедой.
Я люблю тебя вписанным в контур трибуны,
Словно в мостик попавшего в шторм корабля,—
Поседевшим, уверенным, яростным, юным —
Боевым капитаном эскадры "Земля".
Ты — землянин. Все сказано этим.
Не чудом - кровью, нервами мы побеждаем в
борьбе.
Ты — земной человек. И, конечно, не чужды
Никакие земные печали тебе.
И тебя не минуют плохие минуты —
Ты бываешь растерян, подавлен и тих.
Я люблю тебя всякого, но почему-то
Тот, последний, мне чем-то дороже других...
Болезни,
Годы,
Даже смерть.
Все камни — мимо,
Пули — мимо,
Не утонуть мне,
Не сгореть.
Все это потому,
Что рядом
Стоит и бережет меня
Твоя любовь — моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник — каждый будний день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
Тогда мне никуда не деться:
Все камни — в сердце,
Пули — в сердце...
В пустом разговоре его,
Мы словно украдкой, не зная друг друга,
Свое угадали родство.
И сходство души не по чувства порыву,
Слетевшему с уст наобум,
Проведали мы, но по мысли отзыву
И проблеску внутренних дум.
Занявшись усердно общественным вздором,
Шутливое молвя словцо,
Мы вдруг любопытным, внимательным взором
Взглянули друг другу в лицо.
И каждый из нас, болтовнею и шуткой
Удачно мороча их всех,
Подслушал в другом свой заносчивый, жуткой,
Ребенка спартанского смех1.
И, свидясь, в душе мы чужой отголоска
Своей не старались найти,
Весь вечер вдвоем говорили мы жестко,
Держа свою грусть взаперти.
Не зная, придется ль увидеться снова,
Нечаянно встретясь вчера,
С правдивостью странной, жестоко, сурово
Мы распрю вели до утра,
Привычные все оскорбляя понятья,
Как враг беспощадный с врагом,-
И молча друг другу, и крепко, как братья,
Пожали мы руку потом.
Застенчиво,
Боязно люби,
Словно мы повенчаны
Богом и людьми...
Люби меня уверенно,
Чини разбой —
Схвачена, уведена,
Украдена тобой!
Люби меня бесстрашно,
Грубо, зло.
Крути меня бесстрастно,
Как весло...
Люби меня по-отчески,
Воспитывай, лепи,—
Как в хорошем очерке,
Правильно люби...
Люби совсем неправильно,
Непедагогично,
Нецеленаправленно,
Нелогично...
Люби дремуче, вечно,
Противоречиво...
Буду эхом, вещью,
Судомойкой, чтивом,
Подушкой под локоть,
Скамейкой в тени...
Захотел потрогать —
Руку протяни!
Буду королевой —
Ниже спину, раб!
Буду каравеллой:
В море! Убран трап...
Яблонькой-дичонком
С терпкостью ветвей...
Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.
Усмехайся тонко,
Защищайся стойко,
Злись,
Гордись,
Глупи...
Люби меня только.
Только люби!
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.
Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.
Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора,
Только тайны утраченной жаль!
От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.
Когда наряд, и ленты, и цветы
Блестят на мне, и свежестью красивой
Зажгут в тебе влюбленные мечты.
И не тогда, как об руку с тобою,
Увлечена разгулом молодым,
Припав к тебе вскруженной головою,-
Мы проскользнуть сквозь вальса вихрь спешим.
И не тогда, как оба мы беспечны,
Когда наш смех, наш длинный разговор
Оживлены веселостью сердечной,
И радостно горит наш светлый взор.
Счастлива я, когда рукою нежной
Я обовьюсь вкруг головы твоей,
И ты ко мне прислонишься небрежно,
И мы молчим, не разводя очей...
Счастлива я, когда любви высокой
Святую скорбь вдвоем почуем мы,
И думаем о вечности далекой,
И ждем ее, взамен житейской тьмы!..
Счастлива я наедине с тобою,
Когда забудем мы весь мир земной,-
Хранимые свободной тишиною
И заняты, ты мной, а я тобой!..
Счастлива я в часы благоговенья,
Когда, полна блаженства моего,
Я о тебе молюся провиденью
И за тебя благодарю его!
Самый нежный, самый кроткий...
От подушки приподняться нету силы,
А на окнах частые решетки.
Мертвой, думал, ты меня застанешь,
И принес веночек неискусный.
Как улыбкой сердце больно ранишь,
Ласковый, насмешливый и грустный.
Что теперь мне смертное томленье!
Если ты еще со мной побудешь,
Я у Бога вымолю прощенье
И тебе, и всем, кого ты любишь.